Карлсон – это же Гамлет!

ДИАЛОГ В КУРИЛКЕ ТЕАТРА – Ну, что опять про Укра­ину слушали политсобрание? Наш режиссер просто супер, что ни репетиция, то разгово­ры по душам. Репетировать-то когда-нибудь начнем? – А чего начинать? Мы уже программу максимум выполнили. Два спектакля в год поставили. «Мангли» – наш новогодний – никому не нужен. Мой знакомый пацан, глядя на тигра Шерха, изрек: «Верх тигра, ноги леопарда!» Комедия, а не спектакль. – Зато настоящая комедия «Волшебство святого Армана» у нас трагедией обернулась. Ты видел, как на нас зрители смо­трели? Они ничего не поняли и стали из зала уходить пачками. – Он опять зарядил свою эпопею, наш худрук, примо­тался к Андрею. Хороший актер. А он все его долбит и долбит. И лишь потому, что о нем московская газета напи­сала хорошую статью. – Это зависть. – Нет. Он боится должность свою потерять. О ком-то лучше сказали, кого-то похвалили, но не его… Хвалить-то не за что. В наш театр никто не ходит. Зато худрук каждый раз предупреж­дает: «Вы меня с этого места не уволите. Не получится». Неуже­ли и вправду не справимся, если ж постараться? – Он скорей нас всех уволит. Для него актеры – мусор. Сколь­ко уже поувольнял. Помнишь, как он орал директору, нужно Андрея уволить, и только по­тому, что тот не понимал, как играть. Если бы он нам про по­литику речи не толкал, а пьесы разбирал, больше толка было бы. – Чего разбирать? И так все понятно. Принц из сказки – это Гамлет, Карлсон – тоже Гамлет. У него гамлетофобия. Зато Ста­ниславский – старый маразма­тик. И нельзя делать постановки простыми. Они должны быть, ну, очень сложными. Класси­ку перевернуть кверху жопой. Помнишь, как на гастролях в Дагестане нашего чеховского «Медведя» никто не понял? «А где же классика?» – скромно поинтересовались устроители фестиваля. Стыдно, опозори­лись. От нас из Московской области шедевра ждали – не получилось. У нас режиссер по-своему видит. – Мы постоянно обтекаем. Бедный Карлсон – ему порой такое приходится выслуши­вать от детишек, что попро­буй, вывернись. Последний раз открыто девочка поинте­ресовалась: «Почему Карлсон такой худой?» Наш актер не растерялся, ответил: «Я на диете». Худрук же не вника­ет в костюмы, в декорации, не проводит репетиции. Зачем? Сами отрепетируем, а потом он будет орать, не так игра­ем. Увольнять всех актеров берется. На носу премьера, а он всех уволил. Все, спектакля не будет. Ловкий ход, правда? – Зато деньги за три при­еза к нам в город получает приличные. – У нас одни гении. Режис­серу попробуй, скажи, что в «Дружбе» спектакль занял по области первое место, он тебе быстро ответит... Они там ставить не умеют. Можно по­думать, он умеет?! – Конечно же, умеет, ха- ха-ха. Вышел из положения, в Фауста обрядил нашу Ольгу. Мефистофеля тогда сыграла Маша. Мы хохотали. Бороды им наклеили, они голоском женским щебечут, щебечут. – Ты лучше вспомни, как он Олега достал на репетиции «Каменного гостя». Орал, что у него голос кастрата. А играть нужно Высоцкого. Почему Высоцкого? Он играл Дон Жу­ана в кино, и что? В «Медведе» надо забыть про стереотипы, а в «Госте» требуется вспом­нить. Вот нам достался режис­сер, просто по лотерейному билету! Делает постановку для детишек, но когда спросишь: «Что дети скажут?» – ответ прост: «А дети тут при чем?» Он вообще уверен – нашей публике другое нужно. Худые Карлсоны, голые актрисы… Сколько Иваныч на женские груди насмотрелся в спектакле «Цилиндр» – и не со считать! – Только зачем наши ак­трисы их ему показывают, не понимаю. Зритель все равно ничего не видит. – Это чтобы Иваныч на­смотрелся. Хохма такая. Вот умора, так умора. – Рассказать бы кому, что у нас тут творится. – Одна рассказала началь­нику – сразу уволили. – Машку жалко, за правду пострадала. Ты открой свой ротик попробуй, что актеры и стирают, и гладят – в ответ бы­стро услышишь: «Костюмершу жалко. Она же старенькая…» – Мы едины во всех ли­цах. А зачем нам тогда такой огромный штат в театре? Мы же и сами поставить можем любой спектакль. Только кто же нам даст? – Тебе худрук уже сказал: «Ставьте, но не здесь». – У нас не городской театр получается, а лаборатория бо­родатого дяденьки. И мэр при­тих. Помнится, хотел порядок у нас навести. – Да, когда он в газете вы­ступил с интервью про театр, все забегали. Даже со страху лишние постановки слепили на скорую руку и даже на га­строли ездить стали. О… как испугались! – Чего-чего, а на скорую руку мы мастаки постановки ставить. Зритель видит два спектакля в одном. Заплани­рованное действие, плюс на­блюдают все, что происходит за кулисами. А режиссеру хоть бы хны: уставится в одну точ­ку в центр сцены и считает, что так и надо, будто боковое зрение у людей отсутствует. – А он не работает, а Вань­ку валяет. Сидим и слушаем его разговоры. Посиделочки у нас такие. – А поговорить? Ха-ха. Хотя уже не до смеха. Про­шел уже спектакль «Мангли», а наш режиссер вновь репети­ровать заставляет, чего репе­тировать-то? – Когда мэр поднял вопрос о нашем театре, все руковод­ство зашевелилось, правда, творчества не прибавилось, только бумаги и документы строчить начали, да так, что секретарь, бедная, закапыва­лась в этой никому не нужной писанине!!! – Молчи, грусть, молчи. Я сейчас вспомнил, как у на­шей феи волшебная палочка сломалась. Так вместо того, чтобы заменить реквизит, ре­шили волшебницу-актрису на сцену без главной детали вы­пускать. Так она и бегает весь спектакль, руками машет, как фокусник. – Она тоже Гамлет, не иначе. – Театр мог быть отлич­ным, только руководство ни­какое. Топит его и топит. Как он вообще-то не утонул? – Дай еще одну сигарет­ку. Скоро фестиваль у нас, очередные детские спектак­ли привезут, и в очередной раз худрук будет сидеть в жюри. – Пусть дурачком прики­нется, фестиваль-то 1 апреля начнется. Шуточка такая… – Ты потише, а то услы­шит – и полетят наши головы с этой сцены. – Не переживай, он с ма­дам чаи распивает, ему не до работы. Лапшу на уши веша­ет – в этом деле он преуспел, как никто. А как речи говорит, словно реченька журчит… Голос со сцены: – Эй, в курилке, давай на сцену. Ваш выход!