Выборы глазами наблюдателя

Оказывается, чтобы стать наблюдателем на выборах, совершенно не обязательно быть идейным партийцем или лично знать кандидата в депутаты. Достаточно наткнуться на брошенный клич в чате или узнать о вакансии от знакомых. Так я смогла увидеть процесс голосования изнутри. О том, за кого мы «си­дим», нам сообщили на инструктаже, где вскрыли подноготную избирательных комиссий. Например, что в спи­ски вносятся умершие ещё два года назад и женщины под де­вичьими фамилиями, чтобы за­полнить бюллетени за «мёртвых душ». Нам перечислили вариан­ты махинаций. И мы были наце­лены на их пресечение. В 7.40 я была на участ­ке в бывшем лицее №56, куда меня распределили. На глазах шести наблюдате­лей опечатали две прозрачные урны для голосования, погаси­ли неиспользованные открепи­тельные удостоверения, срезав угол. При этом на первом же столе вижу газету с призывом отдать голос за одного из кан­дидатов. Прошу убрать агита­цию до открытия участка. Объ­яснили, что издание содержит списки УИКов, и открыли эти страницы. Кстати, периодика пригодилась. Некоторые чехов­цы не знали, к какому участку прикреплены. Одна женщина обошла три адреса, пока ей по публикации не указали верный. Какое стремление выполнить гражданский долг обрубается! К слову, агитация нагло продолжалась даже в день выборов. Одной из на­блюдательниц позвонили, об­ратились по имени-отчеству, представились организацией по поддержке избирателей и предложили прийти проголо­совать за Горбунова. Эх, не сообразили спросить, куда и сколько платят. Далее абонент был постоянно занят. (На на­шем участке этот кандидат ли­дировал с тройным отрывом). Первые шесть избира­телей появились ров­но в 8.00. Мы даже не успели оглянуться. Всего же за день должно было прийти 1560 чело­век. А бюллетеней от Госдумы и Облдумы на участок выдали по 1150, хотя потребовалось 640. Обычно I смена наплыва длится до 10.30, а далее идёт на спад. Но скучать было некогда. К 11 часам образовалась очередь. Вынесли стол, на котором люди по нескольку человек отмечали бюллетени. Это было явно не местом тайного голосования. Но компетентные наблюдатели молчали, «чайники» подавно – комиссии же виднее. В первые полчаса за­мечаю, что на виду нет переносных ящиков для голосования на дому. С ними как-то сразу не заладилось. Их должны были опечатать вместе с урнами в нашем присутствии, но по неопытности мы не отсле­дили. Выяснилось, что комис­сия это сделала заранее. Че­моданчики вынесли в зал, они были прозрачными, пустыми, и мы закрыли глаза на оба нару­шения. Впрочем, это волновало лишь двух наблюдателей. Отправиться к тем, кто по состоянию здоро­вья не может посетить участок, председатель предложила лишь конкретному наблюдателю. По заявкам с членом комис­сии предстояло посетить шесть адресов. Количество взятых с со­бой бюллетеней нам не показа­ли, только озвучили, и то по моей просьбе. Перед отъездом группы не увидела на обмотанном скот­чем ящичке печати. Поинтересо­валась у председателя, нужна ли она. Получила ответ: «Достаточно того, что есть». Это же подтвер­дила уезжавшая наблюдатель­ница со стажем, мол, по её при­езде мы же всё пересчитаем. Из здания с чемоданом вышли без сопровождения представителя полиции. Впрочем, присутствия правоохранителей на участке не ощущалось, хотя они были. В 17 часов из штабов сообщи­ли, что ожидается «карусель» и вбросы – смотреть в оба. Надо отметить, вбросов на нашем участке можно было не опасаться: в прорези урн с трудом входи­ла одна «простыня» бюллетеня. А 16 и 17 часов выдались наибо­лее малочисленными за весь день – по 30 с небольшим человек. Самой актив­ной в этот день оказалась новостройка № 31 по ул. Весенней, в которой пре­имущественно проживают военные и переселенцы из бараков Офицерского посёлка. Порой казалось, что людей подвозили целыми автобусами, но на улице мы ничего подозрительного не видели и «пароля», вложенного в па­спорта избирателей, тоже. Пока выездной дуэт полтора часа отсутствовал, мы проконсультировались в двух штабах, где предположили, что наблюдателей обвели вокруг паль­ца. Нас инструктировали при нарушениях привлекать внимание полицейских, но даже когда прибыл юрист и подтвердил недопустимый факт отсутствия пломбы на ящике, люди в форме не отреагировали. Большинство наблюдателей подписать акт отказалось. Кое-кто даже убеждал нас в мелочности, что мы «не там ищем». Но двое из нас подали жалобу. Бюллетени из чемодана при­знали недействительными. Почему-то вину за свою халатность перекладывали на нас. Ох, мы и наслушались, что «весь день искали, к чему придраться», что впервые за 20 лет, сколько работает эта комиссия, попались непорядочные наблюдатели, якобы, «обычно помогали и подсказывали, а не портили настроение», какой у них огромный опыт, а мы пришли впервые и «такие умные», что жалко потраченного времени и бабушек, которые полдня прождали выездную комиссию и т.п. Председатель сначала оправдывалась, мол, листочек с печатью слетел, когда чемоданчик несли, а затем, что впопыхах после бессонных ночей подготовки к выборам не успели опечатать. Но на недочёт было же указано ещё до отъезда. К слову, второй ящичек был опечатан. Видимо, расстроившись, нам не стали в 18.45 сообщать промежуточный результат явки для сверки с нашим подсчётом пришедших избирателей. Весь день данные комиссии отставали, а в конце опережали на 30–50 человек. Где и что мы прозевали? В 19.58 пришли последние несколько человек. Совет: это лучшее время визита для того, чтобы узнать, проголосовали ли вместо вас. При вынимании бюллетеней для подсчёта нас огородили стульями на расстоянии 1,5 метров от ближайшего края стола, дескать, мы без права совещательного голоса. Даже опытная наблюдательница удивилась. Вдобавок нам запретили снимать: «Это унизи­тельно», «Никогда наблюдатели не снимали», «Я не давала со­гласие», «Вторжение в личную жизнь и пространство» и про­чий бред. И даже сказали, что по онлайн-трансляции якобы отметили это наше наруше­ние и позвонили – прекратить. Требовали показать отснятый материал, чтобы не было лиц членов комиссии. Узнав, что я аккредитована как представи­тель СМИ, мне указали дальний отведённый для съёмки угол, хотя я весь день наслаждалась беспрепятственной съёмкой. Теперь позволили снимать лишь руки. Пререкаться и подавать ещё одну жалобу на неправомерное ограничение съёмки не было уже ни мораль­ных, ни физических сил. Это на­поминало борьбу с ветряными мельницами. Наше присутствие вызывало раздражительные ре­плики. Однако нас не споили и не отравили некачественным угощением, чтобы избавиться, как предостерегали на инструк­таже. Мы встали ближе и дела­ли фото. Погрешности в под­счёте не исключаю, ведь видеть галочки сразу в 12-15 пачках нереально, а считались одно­временно несколько, что недо­пустимо, но мы уже смирились. В 1.10 итоги были под­ведены. В 3.30 мы получили на руки копии четы­рёх заполненных вручную про­токолов. Оказалось, ещё рано отделались. Полиция и некото­рые члены комиссии незадолго до этого уже покинули участок. А запакованные бюллетени так и не вывезли. Чувство неудов­летворенности от всего про­исходящего не покидало. Но усталость и апатия были силь­нее. Мне уже было всё равно. Через несколько часов исте­кали сутки, как мы не спали. Выборы на измор никогда не дадут итогов со стопроцентной достоверностью. Елена ЛИХОВИДОВА, фото автора